Можно ли было предотвратить мировую войну. Можно ли было избежать гражданской войны? Что такое дубликат

100 лет назад великие державы забыли об искусстве компромисса

Достаточно знать дату распада государства, чтобы понять, что к чему. И политическая система, и экономика, и общество, и даже армия в 1917-м вошли в полосу кризиса. И это при том, что в Германии и Австрии ситуация во многом сложилась не менее отчаянная, и Антанта, включая Россию, шла к неизбежной победе.

В год столетия сараевского убийства и начала войны невозможно отделаться от вопроса: «А могла ли Россия избежать активного участия во всеевропейском противостоянии?». Как известно, незадолго до войны в России заявили о себе политики и мыслители, недовольные ухудшением отношений с Германией - с нашим традиционным союзником. Так что же, следует присудить моральную победу русским германофилам и вздыхать, что они в 1914-м проиграли закулисное сражение?

Но нельзя не учитывать и расстановку сил в Германии. Для танго нужны двое, для политических танцев – тем более. Готовы ли были немцы примириться с Россией? За десять лет до войны – скорее, да. И стремились к разрушению русско-французского союза, о чём мы ещё поговорим подробнее. Но в 1914-м антироссийская партия, вопреки бисмарковским традициям, превалировала среди немецких «ястребов». Германия действительно нуждалась в расширении территории – и самым привлекательным пространством для экспансии считались польские, белорусские и малороссийские территории. Даже при доброжелательном отношении России к Берлину, лично к кайзеру Вильгельму вряд ли удалось бы умерить аппетиты германского империализма.

Предвоенная ситуация в международной политике чем-то напоминала преддверие Семилетней войны, которое пришлось на годы правления в России императрицы Елизаветы Петровны. Как и Николай II, она вела политику миролюбивую, полтора десятилетия страна не вела войн.

И в войну Российская империя вступила, во многом, защищая французские интересы. Россия с Францией нечасто бывали союзниками, но и перед Семилетней войной, и перед Первой Мировой Париж и Санкт-Петербург пребывали по одну сторону баррикад.

В Семилетнюю войну русские войска приобрели славу наиболее терпеливых и мощных. Никто не мог сравниться с русскими гренадерами в штыковом бою. Пруссаки скептически относились к русским полководцам, но Салтыков, Панин и, прежде всего, Румянцев проявили себя ярко. Били Фридриха, били лучшую в мире прусскую армию. Несколько лет Восточная Пруссия со столицей в Кенигсберге входила в состав Российской империи. А потом в одночасье всё было потеряно… Смерть императрицы Елизаветы, приход к власти «голштинца» Пётра Фёдоровича – и Россия резко меняет политический курс. По приказу императора, русская армия поворачивает штыки против недавних союзников – австрийцев. И все завоевания возвращает Фридриху. В народе остался осадок от бессмысленной войны – заметный даже по протяжным солдатским песням:

Напоил-то меня, моя матушка, прусской король,

Напоил-то меня тремя пойлами, всеми тремя разными:

Как и первое его поилице - свинцова пуля,

Как второе его поилице - пика острая,

Как и третье его поилице - шашка острая…

В начале ХХ века обстановка в европейском оркестре сложилась не менее острая и противоречивая. К 1914-му немало значение приобрёл в России французский капитал. Франция была крупнейшим инвестором в экономику России и, конечно, каждое вложение не было бескорыстным. Союз был обременителен для нашей страны: российская дипломатия потеряла возможности для маневра.

Русский император и германский кайзер, как известно, были кузенами и долгие годы считались почти друзьями. Генеалогия семейств Романовых и Гогенцоллернов переплетена тесно. Познакомились два монарха в 1884-м году – то есть, к началу войны знали друг друга тридцать лет. Молодой Вильгельм тогда приехал в Россию с праздничной целью – наградить цесаревича Николая Александровича германским орденом Чёрного Орла. Насколько искренними и дружескими были в то время их отношения – неизвестно, но после знакомства завязалась достаточно активная и откровенная переписка.

В те годы всесильный Бисмарк делает ставку на тесные взаимодействия с Россией. Иного мнения придерживался кайзер Фридрих III, который, подобно великому прусскому тёзке, впал в зависимость от Британии. Бисмарку удалось сыграть на противоречиях между отцом и сыном: Фридриха тянуло на Запад, Вильгельма – на Восток. Последний стал частым гостем в России, как казалось, другом нашей страны. Николай и Вильгельм… Представить их врагами в те годы невозможно. Переписка свидетельствует о доверительных взаимоотношениях. Правда, современники свидетельствуют, что Николай Александрович, как и его отец, император Александр Александрович, немецких родственников не жаловал. А к попыткам панибратского отношения немцев к императрице Александре – «прусской принцессе» - Николай относился крайне неприязненно.

Но в переписке они показывали себя не только монархами, но и дипломатами. А дипломату необходимо отточенное двуличие. Известно, что в своём кругу Вильгельм называл императора Александра III «мужиком-варваром», рассуждал о нём свысока. А в письме Николаю, отправленном после смерти его отца, Вильгельм находит прочувствованные слова – непривычные в политической переписке: «Тяжелая и ответственная задача... свалилась на тебя неожиданно и внезапно из-за скоропостижной и преждевременной кончины твоего любимого, горько оплакиваемого отца... Участие и искренняя боль, царящие в моей стране ввиду преждевременной кончины твоего глубокоуважаемого отца...».

Особые отношения двух родственников-монархов подчёркивались во время визитов русского царя в Германию и немецкого кайзера в Россию. Они принимали друг друга с особой теплотой, с особым размахом. Охотились вместе, участвовали в маневрах. Переписка показывает, что подчас кузены просили друг друга о дипломатических услугах – во взаимоотношениях с Австрией, с Англией… Вильгельм поддерживал собрата во время Японской войны.

Не секрет, что главной головной болью немцев долгие годы оставался союз России и Франции – во многом противоречивый и даже противоестественный союз самодержавной (хотя и реформированной) монархии и республики с антимонархическим гимном – «Марсельезой».

Вильгельм весьма изворотливо находил аргументы против русско-французского союза, играя на монархических воззрениях Николая.

Получалось вполне убедительно: «У меня есть некоторый политический опыт, и я вижу совершенно неоспоримые симптомы и посему спешу во имя мира в Европе серьёзно предупредить тебя, моего друга. Если ты связан с французами союзом, который поклялся блюсти «до гроба», — что ж, призови тогда этих проклятых мерзавцев к порядку, заставь их сидеть смирно; если нет, не допускай, чтобы твои люди ездили во Францию и внушали бы французам, что вы союзники, и легкомысленно кружили бы им головы до потери рассудка, - иначе нам придётся воевать в Европе, вместо того чтобы биться за Европу против Востока! Подумай о страшной ответственности за жестокое кровопролитие. Ну, прощай, мой дорогой Ники, сердечный привет Алисе и верь, что я всегда твой преданный и верный друг и кузен Вилли».

В другом письме кайзер теоретизирует ещё пространнее: «Французская Республика возникла из великой революции, она распространяет, и неизбежно должна распространять, идеи революции. Не забывай, что Форш – не по его собственной вине восседает на троне «божьей милостью» короля и королевы Франции, чьи головы были отрублены французскими революционерами! Кровь их величеств всё ещё лежит на данной стране. Взгляни на эту страну, разве она сумела с тех пор стать снова счастливой или спокойной? Разве она не шаталась от одного кровопролития к другому? Разве в свои великие минуты эта страна не шла от одной войны к другой? И так будет продолжаться до того времени, пока она не погрузит всю Европу и Россию в потоки крови. Пока, в конце концов, она не будет иметь у себя снова Коммуну. Ники, поверь моему слову, проклятье Бога навсегда заклеймило этот народ!». Во многом и Николай Александрович, и его соратники из числа консервативно настроенных монархистов разделяли кайзеровское неприятия Франции. Но повернуть назад колесо истории не могли: слишком многое отныне связывал Петербург и Париж.

Постепенно в переписке появляются тени будущей войны – хотя, конечно, никто не мог предсказать её масштабы: «Немного лет тому назад один порядочный человек – не немец по национальности – рассказывал мне, что пришёл в ужас, когда в одной фешенебельной парижской гостиной он услышал следующий ответ русского генерала на заданный французом вопрос, разобьёт ли Россия германскую армию: «О, нас разобьют вдребезги. Ну что же, тогда и у нас будет республика». Вот почему я боюсь за тебя, мой дорогой Ники! Не забывай Скобелева и его плана похищения (или умерщвления) императорской фамилии прямо на обеде. Поэтому позаботься о том, чтобы твои генералы не слишком любили Французскую Республику». Тут уже Вилли откровенно интригует, пытается вбить клин между русским царём и его генералитетом… Истинный политик!

Но многие предположения и тревоги Вильгельма ныне воспринимаются как очный прогноз.

Многословные откровения немца русского императора несколько утомляли, но он поддерживал этот многолетний диалог, понимая его политическую важность. А нам эти письма показывают, как долго державы шли к большой войне, накапливая противоречия. И сколько шансов избежать кровопролития (а кроме того – и уничтожения монархий) упустили царственные кузены. И ведь в результате оба оказались проигравшими!

Они встречались и за два года до начала войны. Тогда ещё можно было предотвратить катастрофу…

Ну, а главный памятник неиспользованным возможностям – миролюбивая телеграмма русского императора Вильгельму, отправленная в тревожные дни мобилизации, после сараевского выстрела: с предложениями «продолжать переговоры ради благополучия... государств и всеобщего мира, дорогого для всех...», «долго испытанная дружба должна с Божьей помощью предотвратить кровопролитие».

Тут надо вспомнить, что Россия стала в своё время инициатором Гаагского процесса – первой попытки ограничить смертоносные вооружения в те годы, когда технический прогресс, казалось, сделал великие державы всесильными.

Конфликт Австрии и Сербии Николай II предлагает разрешить с помощью международного права и переговоров. Прекрасно понимая, что ключи от мира находятся в руках Берлина, а не Вены, он пишет именно кузену Вилли… И некогда словоохотливый корреспондент оставляет историческую телеграмму без подробного ответа. В своих телеграммах Вильгельм вообще не упоминает Гаагскую конференцию… «Никто не угрожает чести или силе России, равно как никто не властен свести на нет результаты моего посредничества. Моя симпатия к тебе и твоей империи, которую передал мне со смертного одра мой дед, всегда была священна для меня, и я всегда честно поддерживал Россию, когда у неё возникали серьёзные затруднения, особенно во время её последней войны. Ты всё ещё можешь сохранить мир в Европе, если Россия согласится остановить свои военные приготовления, которые, несомненно, угрожают Германии и Австро-Венгрии. Вилли» - убеждал царя кайзер. По форме их переписка оставалась дружеской: кузены благодарили друг друга «за посредничество». А война уже стояла в дверях. Смертельная схватка между русскими и немцами – по существу, между народами, от которых так много зависело в Европе.

Немцы торопились. Они понимали, что стратегически они уступают государствам Антанты – и стремились действовать дерзко, быстро, в стиле Фридриха Великого. Их план – уничтожить французскую армию и воспользоваться слабой сухопутных сил Британии – разбился о русскую армию. Вильгельм не верил, что Россия столь быстро и широко включится в войну, рассчитывал на русскую медлительность. И тут встаёт вопрос: а, может быть, лучше было бы и впрямь погодить, помедлить? Географическое положение позволяло России сыграть в этой войне роль, напоминающую роль США. Правда, это только задним числом, да на бумаге выглядит гладко. А в реальной истории существовали и союзнические обязательства, и опасения за западные области империи, и вечное стремление к стенам Цареграда…

Известно: история не знает сослагательного наклонения. Но реконструкция события, размышления о возможных, но несостоявшихся сценариях – это не досужие пересуды, а занятие полезное и актуальное. Как возникают «непреодолимые противоречия»? подчас – как будто из воздуха появляются. А искусство разумного компромисса от века было спасительным в политике. Сто лет назад великие державы об этом искусстве забыли – и выгодоприобретателями оказались только страны, не расположенные на нашем тесном континенте.

Специально для Столетия


История не терпит сослагательного наклонения. Поэтому я не буду фантазировать, что произошло бы в результате изменения тех или иных исторических решений. Я просто хочу сделать маленький шаг к пониманию того, можно ли было избежать войны 1941-45 гг как таковой.

На иллюстрации - карикатура Клиффорда Бэрримана, 1939 год

Рассмотрение предпосылок Второй мировой войны традиционно начинается с упоминания Версальского договора . Это было унизительное для Германии соглашение, ограничивающее ее в военно-политической сфере. Версальский договор стал одной из причин прихода к власти Адольфа Гитлера.


В 1933 году Германия перестает выполнять ограничения Версальского договора и начинает наращивать вооруженные силы.

В 1936 году Гитлер добивается от Муссолини согласия на аннексию Австрии. В том же году Германия заключает с Японией Антикоминтерновский пакт (пакт о борьбе с коммунизмом). В 1938 Германия присоединяет Австрию. В том же году в результате Мюнхенского сговора Германия делит Чехословакию при участии Польши и Венгрии.

В 1939 году Германия начинает польскую кампанию . Раздел Польши ведется... совместно с СССР , в соответствии с секретным протоколом к пакту Молотова-Риббентропа .

В 1940 году Германия оккупирует Данию, Норвегию, Бельгию и Нидерланды. В том же году капитулирует Франция. Германия вступает в войну с Великобританией.

Из перечисленных фактов ясно видно, что война набирала обороты и Гитлер не собирался останавливаться на достигнутом. Особенно примечательно то, что Германия последовательно нападала на всех, с кем прежде заключала договоренности о разделе других стран. При участии Великобритании и Польши была разделена Чехословакия. После этого была оккупирована сама Польша и объявлена война Великобритании. Раздел Польши производился с участием СССР - нужно ли удивляться, что сам СССР стал следующей целью Гитлера?

А что было со стороны самого Советского союза?

1939-1940 гг - Советско-финская война . 1940 год - присоединение к Советскому союзу Прибалтики, Бессарабии и Северной Буковины (до этого часть Румынии). Об участии СССР в разделе Польши уже упоминалось.

И хотя Советский союз не вел таких масштабных поглощений соседних территорий, как Германия, но назвать политику СССР пассивной было бы неправильно.

Оба государства - и Германия и СССР вели политику по захвату и присоединению соседних территорий. Две тоталитарные державы двигались навстречу.

К 1941 году ситуация сложилась так , что на одном континенте существовали два тоталитарных режима и каждый из них заявлял о своей идее как о единственно правильной. Генеральной идеей немецкого нацизма была идея о превосходстве арийской расы над другими. Генеральной идеей коммунизма была идея превосходства советского строя над всеми прочими. Цель нацизма - обеспечение благосостояния своего народа за счет других наций. Цель коммунизма - так называемая "мировая революция". Оба тоталитарных режима двигались каждый к своей цели, насаждая свои идеи на приграничных территориях. Они двигались с разной скоростью, но их встреча была неизбежной и учитывая территориальную близость - встреча не могла откладываться надолго.

Какие вообще были теоретические возможности избежать столкновения двух тоталитарных режимов?

1 - Падение одного из режимов в силу внутренних проблем. Однако мы знаем, что сталинский режим внутренне был достаточно стабилен чтобы просуществовать вплоть до смерти "отца всех народов". Гитлеровский режим так же не испытывал серьезных внутренних проблем вплоть до того момента, когда война приобрела неблагоприятный для Гитрела характер. Поэтому нет никаких оснований считать, что один из режимов мог рассыпаться сам собой раньше, чем произошло бы столкновение. Даже если бы это столкновение было отсрочено на несколько лет.

2 - Уничтожение одного из режимов внешними противниками. Но кто мог уничтожить Гитлера быстрее СССР? Великобритания была сосредоточена на собственной обороне, Франция капитулировала, Италия стала союзником Гитлера, США - чисто географически располагаются слишком далеко чтобы уничтожить Гитлера раньше, чем он вступит в войну с СССР.

Была ли возможность двум тоталитарным режимам встретиться и мирно сосуществовать? Полагаю, что нет.

План нападения на СССР (Барбаросса) был разработан вермахтом еще в середине 1940 года и к концу года утвержден Гитлером. Таким образом, СССР стал целью Гитлера заранее, задолго до начала войны. Следует помнить, что еще в 1936 году Германия заключила с Японией Антикоминтерновский пакт. Нет ни одного серьезного основания предполагать, что в 1941 году Гитлер мог бы передумать и забыть о своих многолетних планах (которые, надо отметить, вынашивал не в одиночку, а вместе с соратниками по партии).

Существуют версии, что и Сталин имел аналогичные планы по нападению на Германию и захвату Европы. Но даже без них - одного стремления Гитлера на восток было достаточно для столкновения и начала войны.

Что еще могло остановить Гитлера? Атомная бомба? Но в 1941 году ее не существовало. При самых интенсивных разработках, которые велись во время войны, атомная бомба появилась только в 1945 году.

На основании этих исторических фактов я прихожу к выводу, что столкновение тоталитарных режимов Германии и СССР с широкомасштабной войной - начиная с 1940 года уже было неизбежным.

Может быть раньше, в 1936-1939 годах существовали какие-то возможности у Великобритании, Франции и США чтобы сдержать рост военной мощи гитлеровской Германии и тем самым "обезвредить" эту бомбу. Но они теми возвожностями не воспользовались. Судя по всему, они просто не хотели препятствовать Гитлеру, поскольу считали более опасным не его, а Сталина. Гитлер - в 1936 году считался очень прогрессивным респектабельным политиком. Журнал Time печатал его портрет на обложке. Концлагерей еще не существовало. Существовал успешный европейский политик Адольф Гитлер, который сплотил свою нацию и вывел Германию из затяжного кризиса. Боялись не его. Боялись Сталина.

А в 1940 году стало уже поздно.

Все, что могло измениться в 1940-1941 годах - это порядок событий. Гитлер мог отложить нападение на СССР на более поздний срок чтобы предварительно сломить сопротивление Великобритании. Что изменилось бы от этого? Принципиально - ничего. Нападение Германии на СССР могло бы стать не таким внезапным, а могла и вовсе возникнуть ситуация, при которой СССР напал бы первым. Не буду рассуждать о том, как изменился бы ход войны, ее длительность и потери в результате каких-то изменений в сроках и порядке нападения. В любом случае потери были бы сопоставимо-огромны. Две тоталитарные системы, две военные машины, настроенные на тотальное уничтожение противника - они не могли ограничиться короткой войной, они бы не отступили от своей цели ни в 1941, ни в 1942 году. Они бы не рассыпались сами. Все складывалось так, что эти системы должны были столкнуться и воевать до уничтожения одной из них. История сложилась так, что эти системы столкнулись 22 июня 1941 года и в жестокой кровопролитной войне победил Советский союз при поддержке союзников - Великобритании и США, о которых, разумеется, не следует забывать.

Мы победили в той неизбежной войне.

Мы понесли огромные потери, но победили.

И какие бы ошибки в подготовке и ведении войны ни были совершены Сталиным и/или советскими военачальниками, но главное историческое событие 1941 года - начало Великой Отечественной Войны - это не их ошибка. По состоянию на 1941 год это была историческая неизбежность.

К такому пониманию я пришел в результате изучения исторических предпосылок Второй мировой. Возможно, что-то новое для себя узнали или поняли вместе со мной и вы.

Беспрепятственному вводу гитлеровских войск на территорию Чехословакии предшествовало согласие, вырванное путем насилия и угроз у тогдашнего чехословацкого президента Эмиля Гахи.

«Я принял решение заявить о том, что передаю судьбу чешского народа и государства в руки вождя немецкого народа», - сообщил Гаха в эфире Чешского радио по возвращении из Берлина.

Чешской армии было велено остаться в казармах и сдать оружие. В тот же день, 15 марта, в Прагу приехал Адольф Гитлер. Чешское правительство под руководством Рудольфа Берана решило подать в отставку, однако президент Гаха кабинет министров освободить от должности отказался.

Днем позднее Гитлер в Пражском граде объявляет о создании Протектората Богемии и Моравии.

Была ли возможность перевести стрелки истории в иное русло, насколько оказалось решение нацистской Германии «неожиданным» для чехословацких властей?

Еще в феврале 1936 года в штаб чехословацких разведслужб приходит по почте письмо с предложением о сотрудничестве, подписанное - «Карл». Его автором, как позднее выясняется, является Пауль Тюммель (агент А 54), высокопоставленный чиновник «Абвера», официально действующий против Чехословакии. Тюммель – член нацистской партии с 1927 года, считается личным другом Генриха Гиммлера.

«В то время, когда приходит предложение со стороны Тюммеля, было положение Чехословакии на международной арене вполне удовлетворительным. У нашего государства был заключен целый ряд договоров с союзниками, главным образом, с Францией, а также со странами «Малой Антанты» – то есть с Румынией и Югославией, а с мая 1935 года и с Советским Союзом», - объясняет в интервью Чешскому Радио историк Иржи Плахи.

Однако проблематичными были отношения с ближайшими соседями, после прихода к власти нацистов стали резко ухудшаться отношения с Германией, неудовлетворительными были и взаимоотношения с Венгрией, а с определенной периодичностью - даже с Польшей. Все спорные вопросы касались положения национальных меньшинств, а также территориальных претензий.

Несмотря на довольно подробную информацию о характере надвигающейся оккупации, озвученную Тюммелем 11 марта 1939 года, чехословацкие политики отказываются поверить столь негативному сценарию.

«Можно сказать, что информация о планах оккупации чешских земель гитлеровскими войсками поступала в штаб чешской военной разведки с начала марта месяца. Главным ее источником служил агент А 54, сообщаемые им сведения были решающими для полковника Франтишека Моравца (одного из руководителей чехословацких разведслужб). Информация в подобном ключе поступала и со стороны французских спецслужб. Авторами ряда предупредительных сообщений были также чешские агенты, следящие за демаркационной линией, а также те, кто действовали непосредственно на территории Германии», - рассказывает историк Иржи Плахи.

Как можно с сегодняшней перспективы расценить, до определенной степени, «бездействие» тогдашних чехословацких политических представителей?

«Надо четко понимать, что чехословацкая граница в марте 1939 года проходила севернее города Мельник. Если мы хотим открывать дискуссию на тему: «Нужно ли было Чехословакии дать отпор?», тогда нам нужно вернуться в сентябрь 1938 года (время, когда был подписан Мюнхенский сговор о передаче Чехословакией Германии Судетской области, прим.ред). В марте 1939 года бы вооруженное противостояние чехословацкой армии притормозило оккупацию лишь на считанные часы. Такой поступок нельзя было бы назвать даже мужественным жестом, это была бы просто резня. Война должна была начаться еще в сентябре 1938 года», - заключает историк Иржи Плахи.

Ответить на вопрос о том, можно ли было предотвратить Первую мировую войну, кратко говоря, пытаются историки и исследователи того конфликта вот уже на протяжении нескольких десятилетий. Однако однозначного ответа найти пока так и не удалось.

После убийства

Несмотря на то, что на рубеже XIX-XX столетий обстановка в Европе из-за скопившихся противоречий между крупнейшими мировыми державами накалилась практически до предела, странам несколько раз удавалось избежать начала открытого военного противостояния.
Ряд экспертов считают, что и после убийства Франца Фердинанда конфликт не был неизбежным. В доказательство своей версии они приводят те факты, что реакция последовала не сразу, а лишь спустя несколько недель. Что же произошло за это время?

Визит французов

Воспользовавшись летним перерывом в работе парламента, в Россию нанес визит французский президент Р. Пуанкаре. Его сопровождал премьер министр и по совместительству министр иностранных дел Р. Вивиани. Прибыв на борту линейного французского корабля, высокие гости провели в Петергофе несколько дней, после чего отправились в Скандинавию.

Несмотря на то, что германский кайзер в то время проводил свой летний отдых далеко от Берлина, да и в деятельности остальных государств отмечался период затишья, этот визит не остался незамеченным. Исходя из обстановки на мировой арене, правительства Центральных держав (тогда Тройственный союза) решили, что Франция и Россия что-то тайно затевают. И конечно же то, что затевается будет непременно направлено против них. Поэтому Германия решила предупредить любые их шаги, и начать действовать первой.

Вина России?

Другие в поисках ответа на вопрос о том, можно ли было предотвратить Первую мировую войну, кратко говоря, пытаются переложить всю вину на Россию. Во-первых, утверждается, что войны можно было бы избежать, если бы русские дипломаты не настаивали на неприемлемости австро-венгерских требований, выдвинутых в адрес Сербии. То есть, если бы Российская империя отказалась от защиты Сербской стороны.
Однако, согласно документам, Николай II предлагал австрийскому кайзеру уладить дело миром - в Гаагском суде. Но последний полностью проигнорировал обращение русского самодержца.

Во-вторых, есть версия, что если бы Россия выполнила условия германского ультиматума и прекратила мобилизацию своих войск, то войны опять-таки не было бы. Как доказательство приводится то, что Германия объявила свою мобилизацию позже, чем российская сторона. Однако здесь следует отметить, что понятие «мобилизация» значительно отличалось в Российской и Германской империях. Если русская армия при объявлении мобилизации только начинала сбор и подготовку, то германская была готова заранее. А мобилизация в кайзеровской Германии означала уже начало боевых действий.

Что касается утверждений того, что германское правительство до последнего уверяло Россию в своих мирных намерениях и в нежелании начинать войну, то, возможно, оно просто тянуло время? Чтобы посеять у противника сомнения и помешать как следует подготовиться.
Противники версии об ответственности России за начало войны, в свою очередь, приводят тот факт, что хотя русские и готовились к вооруженному конфликту, но планировали завершать подготовку не ранее 1917 года. В то время, как германские войска были полностью готовы к войне на два фронта (одновременно против России и Франции). Свидетельством последнего утверждения служил небезызвестный план Шлиффена. Этот документ, разработанный начальником генштаба Германии А. Шлиффеном, был составлен еще в 1905-08 годах!

Неизбежная необходимость

И все же, несмотря на различные взгляды и версии, большая часть исторических и военных исследователей продолжают утверждать, что первый мировой конфликт случился просто потому, что на тот момент просто не могло быть иначе. Война была единственным способом разрешить скопившиеся за несколько десятилетий противоречия между крупнейшими державами Европы и мира. Поэтому, даже если бы Р. Пуанкаре не приехал с визитом к Николаю II, русские власти не приняли столь непримиримую позицию по австрийскому ультиматуму Сербии и не объявили мобилизации, и даже, если бы Г. Принцип потерпел неудачу, как и его сообщники, война все равно бы началась. Была бы найдена другая причина. Пусть не в 1914, а позже. Поэтому на вопрос о том, можно ли было совсем предотвратить Первую мировую войну, кратко можно ответить лишь отрицательно. Это была неизбежная необходимость.

Достаточно знать дату распада государства, чтобы понять, что к чему. И политическая система, и экономика, и общество, и даже армия в 1917-м вошли в полосу кризиса. И это при том, что в Германии и Австрии ситуация во многом сложилась не менее отчаянная, и Антанта, включая Россию, шла к неизбежной победе.

В год столетия и начала войны невозможно отделаться от вопроса: «А могла ли Россия избежать активного участия во всеевропейском противостоянии?». Как известно, незадолго до войны в России заявили о себе политики и мыслители, недовольные ухудшением отношений с Германией - с нашим традиционным союзником. Так что же, следует присудить моральную победу русским германофилам и вздыхать, что они в 1914-м проиграли закулисное сражение?

Но нельзя не учитывать и расстановку сил в Германии. Для танго нужны двое, для политических танцев - тем более. Готовы ли были немцы примириться с Россией? За десять лет до войны - скорее, да. И стремились к разрушению русско-французского союза, о чём мы ещё поговорим подробнее. Но в 1914-м антироссийская партия, вопреки бисмарковским традициям, превалировала среди немецких «ястребов». Германия действительно нуждалась в расширении территории - и самым привлекательным пространством для экспансии считались польские, белорусские и малороссийские территории. Даже при доброжелательном отношении России к Берлину, лично к кайзеру Вильгельму вряд ли удалось бы умерить аппетиты германского империализма.

Предвоенная ситуация в международной политике чем-то напоминала преддверие Семилетней войны, которое пришлось на годы правления в России императрицы Елизаветы Петровны. Как и Николай II, она вела политику миролюбивую, полтора десятилетия страна не вела войн.

И в войну Российская империя вступила, во многом, защищая французские интересы. Россия с Францией нечасто бывали союзниками, но и перед Семилетней войной, и перед Первой Мировой Париж и Санкт-Петербург пребывали по одну сторону баррикад.

В Семилетнюю войну русские войска приобрели славу наиболее терпеливых и мощных. Никто не мог сравниться с русскими гренадерами в штыковом бою. Пруссаки скептически относились к русским полководцам, но Салтыков, Панин и, прежде всего, Румянцев проявили себя ярко. Били Фридриха, били лучшую в мире прусскую армию. Несколько лет Восточная Пруссия со столицей в Кенигсберге входила в состав Российской империи. А потом в одночасье всё было потеряно… Смерть императрицы Елизаветы, приход к власти «голштинца» Пётра Фёдоровича - и Россия резко меняет политический курс. По приказу императора, русская армия поворачивает штыки против недавних союзников - австрийцев. И все завоевания возвращает Фридриху. В народе остался осадок от бессмысленной войны - заметный даже по протяжным солдатским песням:

Напоил-то меня, моя матушка, прусской король,
Напоил-то меня тремя пойлами, всеми тремя разными:
Как и первое его поилице - свинцова пуля,
Как второе его поилице - пика острая,
Как и третье его поилице - шашка острая…

В начале ХХ века обстановка в европейском оркестре сложилась не менее острая и противоречивая. К 1914-му немало значение приобрёл в России французский капитал. Франция была крупнейшим инвестором в экономику России и, конечно, каждое вложение не было бескорыстным. Союз был обременителен для нашей страны: российская дипломатия потеряла возможности для маневра.

Русский император и германский кайзер, как известно, были кузенами и долгие годы считались почти друзьями. Генеалогия семейств Романовых и Гогенцоллернов переплетена тесно. Познакомились два монарха в 1884-м году - то есть, к началу войны знали друг друга тридцать лет. Молодой Вильгельм тогда приехал в Россию с праздничной целью - наградить цесаревича Николая Александровича германским орденом Чёрного Орла. Насколько искренними и дружескими были в то время их отношения - неизвестно, но после знакомства завязалась достаточно активная и откровенная переписка.

В те годы всесильный Бисмарк делает ставку на тесные взаимодействия с Россией. Иного мнения придерживался кайзер Фридрих III, который, подобно великому прусскому тёзке, впал в зависимость от Британии. Бисмарку удалось сыграть на противоречиях между отцом и сыном: Фридриха тянуло на Запад, Вильгельма - на Восток. Последний стал частым гостем в России, как казалось, другом нашей страны. Николай и Вильгельм… Представить их врагами в те годы невозможно. Переписка свидетельствует о доверительных взаимоотношениях. Правда, современники свидетельствуют, что Николай Александрович, как и его отец, император Александр Александрович, немецких родственников не жаловал. А к попыткам панибратского отношения немцев к императрице Александре - «прусской принцессе» - Николай относился крайне неприязненно.

Но в переписке они показывали себя не только монархами, но и дипломатами. А дипломату необходимо отточенное двуличие. Известно, что в своём кругу Вильгельм называл императора Александра III «мужиком-варваром», рассуждал о нём свысока. А в письме Николаю, отправленном после смерти его отца, Вильгельм находит прочувствованные слова - непривычные в политической переписке: «Тяжелая и ответственная задача... свалилась на тебя неожиданно и внезапно из-за скоропостижной и преждевременной кончины твоего любимого, горько оплакиваемого отца... Участие и искренняя боль, царящие в моей стране ввиду преждевременной кончины твоего глубокоуважаемого отца...».

Особые отношения двух родственников-монархов подчёркивались во время визитов русского царя в Германию и немецкого кайзера в Россию. Они принимали друг друга с особой теплотой, с особым размахом. Охотились вместе, участвовали в маневрах. Переписка показывает, что подчас кузены просили друг друга о дипломатических услугах - во взаимоотношениях с Австрией, с Англией… Вильгельм поддерживал собрата во время Японской войны.

Не секрет, что главной головной болью немцев долгие годы оставался союз России и Франции - во многом противоречивый и даже противоестественный союз самодержавной (хотя и реформированной) монархии и республики с антимонархическим гимном - «Марсельезой».

Вильгельм весьма изворотливо находил аргументы против русско-французского союза, играя на монархических воззрениях Николая.

Получалось вполне убедительно: «У меня есть некоторый политический опыт, и я вижу совершенно неоспоримые симптомы и посему спешу во имя мира в Европе серьёзно предупредить тебя, моего друга. Если ты связан с французами союзом, который поклялся блюсти «до гроба», — что ж, призови тогда этих проклятых мерзавцев к порядку, заставь их сидеть смирно; если нет, не допускай, чтобы твои люди ездили во Францию и внушали бы французам, что вы союзники, и легкомысленно кружили бы им головы до потери рассудка, — иначе нам придётся воевать в Европе, вместо того чтобы биться за Европу против Востока! Подумай о страшной ответственности за жестокое кровопролитие. Ну, прощай, мой дорогой Ники, сердечный привет Алисе и верь, что я всегда твой преданный и верный друг и кузен Вилли».

В другом письме кайзер теоретизирует ещё пространнее: «Французская Республика возникла из великой революции, она распространяет, и неизбежно должна распространять, идеи революции. Не забывай, что Форш - не по его собственной вине восседает на троне «божьей милостью» короля и королевы Франции, чьи головы были отрублены французскими революционерами! Кровь их величеств всё ещё лежит на данной стране. Взгляни на эту страну, разве она сумела с тех пор стать снова счастливой или спокойной? Разве она не шаталась от одного кровопролития к другому? Разве в свои великие минуты эта страна не шла от одной войны к другой? И так будет продолжаться до того времени, пока она не погрузит всю Европу и Россию в потоки крови. Пока, в конце концов, она не будет иметь у себя снова Коммуну. Ники, поверь моему слову, проклятье Бога навсегда заклеймило этот народ!». Во многом и Николай Александрович, и его соратники из числа консервативно настроенных монархистов разделяли кайзеровское неприятия Франции. Но повернуть назад колесо истории не могли: слишком многое отныне связывал Петербург и Париж.

Постепенно в переписке появляются тени будущей войны - хотя, конечно, никто не мог предсказать её масштабы: «Немного лет тому назад один порядочный человек - не немец по национальности - рассказывал мне, что пришёл в ужас, когда в одной фешенебельной парижской гостиной он услышал следующий ответ русского генерала на заданный французом вопрос, разобьёт ли Россия германскую армию: «О, нас разобьют вдребезги. Ну что же, тогда и у нас будет республика». Вот почему я боюсь за тебя, мой дорогой Ники! Не забывай Скобелева и его плана похищения (или умерщвления) императорской фамилии прямо на обеде. Поэтому позаботься о том, чтобы твои генералы не слишком любили Французскую Республику». Тут уже Вилли откровенно интригует, пытается вбить клин между русским царём и его генералитетом… Истинный политик!

Но многие предположения и тревоги Вильгельма ныне воспринимаются как очный прогноз.

Многословные откровения немца русского императора несколько утомляли, но он поддерживал этот многолетний диалог, понимая его политическую важность. А нам эти письма показывают, как долго державы шли к большой войне, накапливая противоречия. И сколько шансов избежать кровопролития (а кроме того - и уничтожения монархий) упустили царственные кузены. И ведь в результате оба оказались проигравшими!

Они встречались и за два года до начала войны. Тогда ещё можно было предотвратить катастрофу…

Ну, а главный памятник неиспользованным возможностям - миролюбивая телеграмма русского императора Вильгельму, отправленная в тревожные дни мобилизации, после сараевского выстрела: с предложениями «продолжать переговоры ради благополучия... государств и всеобщего мира, дорогого для всех...», «долго испытанная дружба должна с Божьей помощью предотвратить кровопролитие».

Тут надо вспомнить, что Россия стала в своё время инициатором Гаагского процесса - первой попытки ограничить смертоносные вооружения в те годы, когда технический прогресс, казалось, сделал великие державы всесильными.

Конфликт Австрии и Сербии Николай II предлагает разрешить с помощью международного права и переговоров. Прекрасно понимая, что ключи от мира находятся в руках Берлина, а не Вены, он пишет именно кузену Вилли… И некогда словоохотливый корреспондент оставляет историческую телеграмму без подробного ответа. В своих телеграммах Вильгельм вообще не упоминает Гаагскую конференцию… «Никто не угрожает чести или силе России, равно как никто не властен свести на нет результаты моего посредничества. Моя симпатия к тебе и твоей империи, которую передал мне со смертного одра мой дед, всегда была священна для меня, и я всегда честно поддерживал Россию, когда у неё возникали серьёзные затруднения, особенно во время её последней войны. Ты всё ещё можешь сохранить мир в Европе, если Россия согласится остановить свои военные приготовления, которые, несомненно, угрожают Германии и Австро-Венгрии. Вилли» - убеждал царя кайзер. По форме их переписка оставалась дружеской: кузены благодарили друг друга «за посредничество». А война уже стояла в дверях. Смертельная схватка между русскими и немцами - по существу, между народами, от которых так много зависело в Европе.

Немцы торопились. Они понимали, что стратегически они уступают государствам Антанты - и стремились действовать дерзко, быстро, в стиле Фридриха Великого. Их план - уничтожить французскую армию и воспользоваться слабой сухопутных сил Британии - разбился о русскую армию. Вильгельм не верил, что Россия столь быстро и широко включится в войну, рассчитывал на русскую медлительность. И тут встаёт вопрос: а, может быть, лучше было бы и впрямь погодить, помедлить? Географическое положение позволяло России сыграть в этой войне роль, напоминающую роль США. Правда, это только задним числом, да на бумаге выглядит гладко. А в реальной истории существовали и союзнические обязательства, и опасения за западные области империи, и вечное стремление к стенам Цареграда…

Известно: история не знает сослагательного наклонения. Но реконструкция события, размышления о возможных, но несостоявшихся сценариях - это не досужие пересуды, а занятие полезное и актуальное. Как возникают «непреодолимые противоречия»? подчас - как будто из воздуха появляются. А искусство разумного компромисса от века было спасительным в политике. Сто лет назад великие державы об этом искусстве забыли - и выгодоприобретателями оказались только страны, не расположенные на нашем тесном континенте.

Поделиться: